«И помню я…»

Зульфия Гаязовна ПАРХОМЕНКО (Исламова)

Я когда-то пела отцу песню с такими словами:
«Пока мы вместе, давай поговорим.
Разделим радость двух родных сердец,
Признаюсь я, как мною ты любим,
Как я горжусь, горжусь тобой, отец!»

Отца нет с нами, но я по-прежнему очень им горжусь. Гаяз Гараевич Исламов был для меня, любящей и любимой и дочери, очень дорогим человеком. Я, наверное, немного его идеализирую, но на такого отца и главу семьи можно равняться во все времена.

Свою трудовую деятельность он начал 16-летним юношей на шахте №10 г. Сучана. В 1939 году Гаяз был призван в армию, в стрелковый батальон 32-й дивизии на станции Раздольное. Участвовал в боях на озере Хасан. На второй день Великой Отечественной войны был уже в составе в/ч №254 в селе Николо-Львовское Приморского края. Служил на границе. В 1945 году участвовал в советско-японской войне, освобождал Маньчжурию. Как ветеран войны награжден Орденом Отечественной войны II степени, медалями: Жукова, «За победу над Японией», «50 лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «60 лет Вооруженных сил СССР», памятным знаком «Фронтовик 1941-1945».

В мирное время до 1988 года отец работал на шахте. Его трудовой стаж насчитывает 51 год. Гаяз Гараевич Исламов – ветеран труда, имеет знак «Шахтёрская слава» III степени, медаль «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Ленина».

Папа работал один, мама занималась нами, большого достатка не было, но отец компенсировал его своим вниманием к нам. Он нас никогда не наказывал серьезно, даже не помню, чтобы ругал, но его авторитет был непререкаем. Я и сейчас не могу понять, как он, не имея ни педагогического, ни психологического образования, мог вызывать такое уважение не только в семье, но и в обществе, которое его окружало.

Своими руками папа мог сделать абсолютно всё. Мебель в доме (кушетки, шкафы, комод). У него в кладовке был не просто разный инструмент, а даже столярный станок. Когда старший брат решил заняться голубями, отец сделал голубятню, захотели мы кроликов – вот вам крольчатня, он даже умудрился сам сделать аквариум (и это при отсутствии материалов в то время). Папа с мамой в 1958 году купили мне пианино, это было очень дорого. И я до сих пор благодарна, что они меня выучили в музыкальной школе (кстати, обучение было платное). И музыка стала делом моей жизни.

Еще из благодарных воспоминаний – елка. Такая нарядная, с цветной электрической гирляндой, сделанной папиными руками, была на всей нашей улице только у нас, папа был еще и электриком. Он играл на гармони, да и на моем пианино мог подобрать любую мелодию. Про таких людей говорят: «Талантлив во всем».

Мама, моя дорогая и любимая мама. Она была настоящей хранительницей домашнего уюта. Кто вырос в доме с печным отоплением, тот знает, что такое проснуться утром в холодной комнате, а у нас такого почти не случалось. Когда мы, дети, собирались в школу утром рано, у нас уже топилась печь, завтрак был готов, такое тепло и уют создавала нам мамочка Райся Мухаммаддеевна Исламова.

Обед у нас в семье был строго в три часа, когда отец приходил с работы, это был ритуал, потому что шахты иногда не отпускали своих шахтеров. Мы издалека видели, как он размашистым шагом шел по дороге, и тогда накрывался стол (летом в саду под грушей). Кстати, эта груша стала для всех нас – и родственников, и друзей, и знакомых, центром притяжения. Нет в живых ни мамы, ни отца, старший брат уже покинул нас, но мы при каждой возможности едем в родительский дом, под нашу легендарную грушу.

Мама моя осталась без матери в семь лет, и уже в 16 совершенно одна уехала из голодного Поволжья на «край света», так ей сказал ее отец, который воевал в русско-японской войне 1905 года. Больше она со своим отцом не увиделась. Но здесь, на Дальнем Востоке, она встретила будущего мужа и прожила с ним в согласии больше полувека. До конца жизни мама вспоминала свою Башкирию, свою Ак Идель (реку Белую). Пела башкирские песни. Мои родители привили мне любовь к татарским и башкирским песням. Отец выписывал из Татарии журнал «Азат хатын» («Свободная женщина»), и в каждом номере были ноты песен, я их дома пела, хорошо знала язык.

Я 42 года проработала во дворце культуры «Звезда» города Большой Камень. Руководила русским народным хором. Мы даже шутили, что чистокровная татарка руководит русским хором. Но татарский язык для меня остался родным. Думаю, что неважно, на каком языке ты говоришь, главное – уважение ко всем языкам, и чтобы в душе был мир и покой.

 Хочу рассказать и о своём дяде Яше, так мы звали папиного брата – Ясови Гараевича.

Сначала он трудился мастером на Находкинском СРЗ, затем – на судоремонтном заводе во Владивостоке. Мы, деревенские ребятишки, любили летом на каникулах ездить в этот город, который для нас был центром вселенной. Жил Ясови с семьёй на Светланской, недалеко от ГУМа. Театр им. Горького был позже построен рядом с их домом. Дядя и тётя были на работе, а мы с Серёжей, их старшим сыном, бегали на набережную купаться, смотрели фильмы в кинотеатре «Комсомолец», да и просто погулять по Светланской было для нас праздничным удовольствием.

В 1976 году дядю пригласили работать главным инженером на военный завод в Казани, а позже он вернулся в Приморский край и на судоремонтном заводе в Славянке был главным инженером. В 2004 году Ясови Гараевич в стихотворной форме описал историю своего рода, династии шахтёров Исламовых, общий стаж которой – 200 лет. Поэма обращена к потомкам. Она долгое время хранилась в семье, а недавно была издана на правах рукописи под названием «И помню я…». Издание подготовлено ОО «Росток» под руководством Любови Павловны Самчинской, составителем рукописи стала Лариса Ивановна Шалимова — поэтесса, член ОО ЛИТО «Родник» (г. Партизанск).

У дяди Ясови был очень сильный красивый голос, за что все друзья звали его «Шаляпиным». Сыновья дяди Яши – мои двоюродные братья Сергей и Саша сейчас живут в Славянке. Они, благодаря своим родителям, получили хорошее образование. Сергей закончил ДВВИМУ (Дальневосточное высшее инженерное морское училище имени адмирала Г.И. Невельского), а Александр – финансовый институт. Супруга моего дяди Ясови Нелля была технологом рыбной промышленности. Она работала на рыбзаводе, который в 60-е годы располагался на набережной Владивостока, а позже она работала в управлении «Дальрыба». Моя тётя Нелля была очень красивой, интересной женщиной. Конечно, как в любой семье, были свои нюансы, но их брак был долгим и единственным на всю жизнь. Мой дядя, как и мой отец, были долгожителями и пережили свои «половинки». Последние годы жизни они провели под присмотром своих детей.

Недавно я узнала от родственницы, которая проживает в Татарстане, о своём прадедушке. Отец моей бабушки, звали его Мияссар, был муллой в деревне Тенеки под Казанью. В то время мулла в деревне и во всей округе был богом и царём, он записывал в специальной книге даты рождения детей, даты смерти, читал молитвы, отпевал покойников, учил детей грамоте. И вот, когда началась борьба с религией, его закрыли в какую-то местную каталажку (благо не успели увезти из деревни). Когда люди поняли, что теперь надо хоронить близких без молитвы, не соблюдая вековых обрядов, они вышли всем селом и отстояли своего муллу. Потом была открыта школа-медресе, и деревенские ребятишки, в том числе и моя бабушка, обучилась грамоте – арабской письменности. Это очень помогло моей бабушке в жизни.

Я помню, как часто в Партизанске (Сучане) к ней приходили татары неграмотные и просили прочитать письмо на арабском языке и написать ответ в Татарию. За это они приносили ей какие-то гостинцы: чай, сахар, печенье. Время тогда было не очень сытным, поэтому бабушка вносила свой вклад в питание своих детей.

Очень жалею, что не сохранилось бабушкиных книг, дедушкиных изделий из серебра (он много украшений создавал для людей), не сохранился альбом, который мой отец привёз из Китая, в этом альбоме были его воспоминания и стихи. Не умели мы раньше ни хранить, ни ценить эти вещи. Тем более важно и радостно, что сейчас эти воспоминания пишутся и издаются, значит наши дети, внуки и правнуки будут знать и помнить свои корни.